Расхожее мнение: есть носители языка — и они знают его лучше любого иностранца. Все, что нам остается, — по возможности приближаться к недосягаемому идеалу... Для тех, кому не повезло с местом рождения и с капиталом родителей, чиновники придумали набор уровней освоения языка и систему фильтрации по языковому признаку. Хочешь чего-то? — изволь заплатить за сертификат.

Казалось бы, здоровая мысль: измерять знания кругом деятельностей, в которых человек может участвовать. Современные языковые курсы сплошь выстроены по американскому образцу: есть набор типовых тем, и окончание очередного цикла, теоретически, дает больше уверенности в уже отработанных ситуациях. Однако в итоге изучение языка сводится к натаскиванию, к заучиванию возможно большего количества поведенческих шаблонов — эдакий гипертрофированный разговорник. Но разве богатство языка сводится к разговорникам, пусть даже очень большим?

Тут возникает демагогический вопрос: для чего? Зачем учат люди иностранные языки?

Стереотипный ответ: чтобы общаться.

А зачем общаться?

— Ну... чтобы чем-то вместе заниматься, например...

Но чтобы чем-то заниматься, далеко не всегда требуется впадать в словеса. Иногда даже совсем наоборот.

— Новые друзья, новые впечатления...

Туристу хватает нескольких слов, а друзьями не становятся по языковому признаку.

 — Приобщение к национальной культуре...

Это уже зависит от собственной культуры — и никакой язык не слижет огрехи воспитания и образования. К тому же, как правило наиболее существенное в культуре каждого народа заметнее издалека: излишнее погружение только вредит.

— В конце концов, есть деловые контакты, работа за рубежом...

Но языковой ценз — вопрос чисто финансовый. У кого денег уже много, тому не надо полиглотствовать; у кого не хватает — все равно не разбогатеет. Разве что примазаться иногда, в качестве прислуги... Прагматичному студенту не обязательно вгрызаться в предмет — достаточно освоить технологию сдачи экзаменов.

И остается, по сути, лишь одно: изучение иностранного языка чем-то важно само по себе, безотносительно к способам применения. Чем?

Когда-то изучение древнегреческого и латыни входило в программу классического образования. Традиция эта сохранялась несколько столетий после того, как латынь умерла в роли языка международного общения. А древнегреческий вообще таковым никогда не был. И тем не менее считалось, что изучение мертвых языков придает мышлению систематичность и последовательность, позволяет точнее выражать мысли и чувства. Другое дело, что выражать их стало со временем совершенно без надобности, — и классическое образование приказало долго жить. Но что изучение языков на мозги влияет — это определенно. Разумеется, речь идет именно об изучении, а не о стремлении нахвататься побыстрей и спихнуть куда-нибудь сразу после получения сертификата.

Но что это, собственно, такое — учить языки? Зазубривать слова, правила, речевые клише? Не похоже. Упражняет память, но не ум. Таким способом можно научиться правильно говорить на любые темы, и даже иногда понимать своих собеседников. Добавить немного жаргона — и можно уже смотреть фильмы. Чем это отличается от уровня большинства носителей языка? Отличается...

Во-первых, носители языка редко говорят правильно. У них в основном жаргон, а литературную речь они если и вспоминают, то лишь по очень казенной надобности. Чтобы с неносителями говорить. Речь носителей языка не признает норм и правил, она устроена по совсем другому принципу. Основное в ней — культурный контекст и языковое чутье. Говорят так, как принято среди "своих", — и научиться этому можно только став одним из них. Тут никакой преподаватель не поможет, это в компетенции политиков. Иностранцы — потому и иностранцы, что в эту страну их не пускают. Разве только временно и с серьезным поражением в правах. Отнюдь не с распростертыми объятьями. Потому и язык у них — иностранный. Сколько ни учись. Вот когда откроют границы, и появится возможность свободно селиться в любой языковой среде, и дадут право учиться и работать, и стать таким же, как все вокруг, — тогда и обучения никакого не потребуется, практические навыки появятся сами собой. Но это из области сказок...

Пока же мир разделен границами, суевериями, сословно-экономическими барьерами, — иностранный язык так и останется иностранным, мало отличаясь, по сути, от мертвых языков.

Отсюда второе отличие от носителей языка — нет совместного развития. Язык — не застывшее образование, он все время в движении. Для тех, кто в нем живет, эти изменения естественны, они почти незаметны. Для иностранца — каждый раз открытие. Оказывается, что так уже не говорят, а говорят совсем даже не так... Но что еще важнее, иностранец не может влиять на развитие языка сам, его языкотворчество всегда вне культурной среды и обыкновенно воспринимается как ошибка, даже если оно не противоречит духу языка; оно не идет из самой жизни и почти всегда оказывается неуместным, несвоевременным.

Ну ладно, не будем рваться в носители. В конце концов, так ли уж это замечательно? Да, конечно, понимать тонкие оттенки смыслов мы не в состоянии. Но, ведь, и среди носителей их понимают единицы — стоит чуть-чуть выйти за рамки данной местности или субкультуры. В этом смысле, в устах иностранца язык становится более универсальным, и где-то даже более полноценным. Хотя и без особого блеска, без игры — без юмора, в конце концов. Зато открываются практически неограниченные возможности обогащения элементами другого языка, другой культуры. И общение приобретает новизну, становится неожиданным — насыщенным и интересным. Когда иностранцу не хватает слов — он начинает искать обходные пути, иногда по-новому поворачивая старое и привычное, устраняя шаблонность и предвзятость.

Получается, что уровень знания языка определяется не набором усвоенных формул, а наоборот, способностью их расширить и переосмыслить в другом культурном контексте. Было бы что-то за душой — остальное приложится. А когда сказать нечего — какое уж тут языковое богатство!

В этом плане носители языка отнюдь не находятся в преимущественном положении перед иностранцами. Если, конечно, не придерживаться теории, что есть одна избранная нация, а все остальные — убогие выродки. Изучение языка перестает быть пассивным процессом усвоения уже существующего, оно неотделимо от творчества, от деятельности — надо не только найти новую форму для того, что когда-то было сказано на других языках, но и сказать нечто новое, на другом языке невыразимое. Человек, выучивший ноты и умеющий нажимать бегло клавиши фортепиано в заданной последовательности, не обязательно будет музыкантом. Даже если ему придется зарабатывать на жизнь музицированием. Можно в совершенстве овладеть техникой версификации — но не стать поэтом. Точно так же, богатый словарный запас и глубокое знакомство с тонкостями словоупотребления не дают еще права заявить о знании языка. Вот когда человек может высказать нечто значимое для всех людей — и, может быть, даже не только людей, — он действительно умеет говорить.

Разумеется, какое-то знакомство с языковыми формами необходимо. Но одних только форм еще недостаточно для содержательной речи. Надо еще и приложить их к определенному материалу — то есть, как минимум, этот материал должен быть в наличии — или хотя бы возникать в процессе освоения языка. Знакомство с речью другого народа есть в первую очередь знакомство с определенным образом мысли. Конечно, порожден этот образ мысли какими-то незнакомыми явлениями культуры — но при изучении языка мы снимаем (в гегелевском смысле) его историю и воспринимаем его как данность, как объект. И, следовательно, превращаем его в схему деятельности, применимую в ситуациях весьма далеких от исходного культурного контекста. Недаром древнегреческий и латынь широко использовались для изобретения научных терминов — формальность мертвых языков сродни абстрактной теории.

Здесь мы возвращаемся, на новом уровне, к официальной градации уровней знания языка. Но теперь мы понимаем, что степень овладения им определяется не набором типовых деятельностей, а иерархией схем деятельности — от простейших (поведенческие шаблоны) до самых универсальных (отношение духа как такового к природе как таковой). Трудно? А кто говорил, что стать в полной мере человеком разумным — это легко? Но надо пытаться. И для этого, в частности, постигать пути незнакомых языков.