После распада СССР некоторые новоиспеченные нации вдруг озаботились проблемами письменности огосударствленного языка. Глупое стремление демонстративно отказаться от любых знаков советского прошлого проявилось, в частности, в попытках замены доставшейся им в наследство от СССР системы письма на что-нибудь совсем другое. Но вместо того, чтобы честно признаться в истинных мотивах, изобретатели новой письменности стыдливо прикрываются фразами о "естественности" выбранной ими замены, о ее соответствии духу языка... Так, например, узбекский и азербайджанский языки перешли на латиницу — чем она "естественнее" для этих языков? Только тем, что она принята в Турции, под крылышко которой новотюрки очень хотели бы пристроиться. И тем, что она принята в Европе и США, которые могут расщедриться на энную сумму, если их как следует умаслить. Попытки внедрения латиницы предпринимаются также в Казахстане; в некоторых национальных округах России тоже муссируются вопросы начертательных реформ. В частности, возникают голоса в пользу возвращения к "истинно исламскому" арабскому алфавиту — но они пока не получили государственной поддержки: желание быть ближе к Америке возобладало над приверженностью гласу аллаха. Будь арабский мир столь же богат — еще неизвестно, куда склонилась бы чаша весов. Кто знает? — возможно, со временем естественной для всех языков будет считаться китайская письменность...

Процессы реорганизации графики идут во многих языках. Во что все это выльется — никто не угадает. А пока было бы неплохо определиться с тем, что такое вообще есть письменность, какое место она занимает в жизни языка.

Традиционно связывают зарождение письменности с рисунком, с изображением конкретных предметов. В какой-то мере это справедливо — поскольку само начертание знаков письменности (графем) предполагает способность графики, придания некоторому материалу внешней для него структуры, порождения формы, выражающей другие формы. Исторически наскальные рисунки предшествуют древнейшим известным надписям. Однако вовсе не обязательно, чтобы графемы вели свое происхождение от изображений. Помимо изобразительной графики были и другие разновидности. Например, графика орнаментальная — ритмическое повторение отдельных элементов, не обязательно изобразительного характера. Про орнаментальное использование письменности и каллиграфию все знают. Можно предположить, что собственно изобразительная графика возникла как раз из орнамента — или чего-то другого: было бы странно, если способности живо передавать на рисунке окружающий мир не предшествовали какие-то ранние формы графики, на которых древние художники оттачивали свое умение. Однако эти ранние формы, даже если их остатки дошли до нас, очень трудно выделить из позднейших наслоений — их можно только гипотетически реконструировать. К реликтам древнейших форм графики можно отнести такие современные явления как макияж, украшение новогодней елки, граффити.

Орнаментальная графика весьма разнообразна. Она проявляется практически в любой области деятельности, поскольку люди пытаются привнести в нее эстетический элемент и логически упорядочить. В этом плане она сродни языку, который по своей сути универсален, призван охватить все стороны человеческой жизни. Подчеркивание базовых элементов, организация их в серии — также сродни типизирующей природе языка. Напротив, рисунок и живопись, даже в самых абстрактных формах, сугубо индивидуальны, их задача противоположна — отойти от обыденности, найти в ней необыкновенное. Напрашивается мысль, что развитие письменности шло своим, особенным путем, независимо от изобразительного искусства — хотя взаимовлияние этих ветвей неизбежно, как переплетались с древнейших времен пути музыки и поэзии.

В дошедших до нас древних образцах письменности для представления языковых форм использовались пиктограммы, стилизованные изображения реальных предметов. Однако уже в то время эти картинки потеряли собственно изобразительный характер, они использовались в качестве абстрактных элементов особого орнамента — текста. Не исключено, что возможность такого абстрагирования была подготовлена какими-то более ранними системами письма неизобразительного характера. В качестве иллюстрации вспомним о зарубках и узелках "на память" — и об узелковой письменности у американских коренных народов. Вообще, достаточно оставить характерный след на чем-то, чтобы потом это ассоциировалось с определенной деятельностью — здесь зачатки письма как знаковой системы. В конце концов, именно по оставленным нашими предками материальным следам восстанавливают образы древних культур, как бы читая старинные письмена.

Тут мы подходим к сути вопроса. Обычно, когда говорят о функциях письменности, прежде всего называют представление и фиксацию в ней каких-то языковых форм. Но сам-то язык для чего? Он связан с человеческой деятельностью, он ее обслуживает и ее отображает. Письменная речь в этом плане ничем не отличается от непосредственного общения, это лишь его "отсроченный" вариант, возможность коммуникации не здесь и сейчас, а через пространство и время. Но такое опосредованное общение вовсе не обязано принимать те же формы, что и общение непосредственное. Возможны знаковые системы, с речью никак не связанные, дополняющие, а не копирующие ее. Например, химические и математические формулы можно пытаться пересказать на обычном языке — но это лишь приблизительный перевод, в котором теряется внутренняя логика формального языка. Все равно что пытаться пересказать содержание стихотворения.

По своему происхождению, язык есть универсальный способ обмена деятельностями, способ соединения усилий разных людей для достижения общей цели. Всякая фраза — как бы незаконченная деятельность, которую другой может подхватить и продолжить. Соответственно, роль письменности состоит в фиксации таких незаконченных деятельностей, с намеком на возможные способы продолжения. Вполне возможно, что письменность гораздо старше, чем мы сейчас предполагаем, и письменная речь родилась не после устной, а развивалась параллельно с ней. Однако первобытные формы письменности синкретично вплетены в материальную культуру, и вычленить их из нее на нынешнем уровне научной методологии пока не представляется возможным. Как определить, царапина на каменном топоре случайна — или это артефакт? А может быть, ее сделали намеренно, как зарубку на память? Только когда эти "зарубки" стали делать не ради самих деятельностей, а по поводу высказываний о них, — стало возможно заметить их абстрактно-знаковую природу и идентифицировать как письменность.

Коль скоро письменность призвана фиксировать не языковые явления, а деятельности, не обязательно напрямую связанные с речью, она не обязана копировать строение языка — и тем более, внешнюю форму его, звуковой строй. Более того, она как раз должна служить освобождению языка от звуковой оболочки, переходу на более высокий уровень общности, к большей универсальности. А значит, говорить о "естественности" той или иной письменности для какого-то языка — это логическая ошибка, противоречие в определении. Всякий язык допускает любую систему записи, а любая письменность одинаково пригодна для любого языка. Выбор того или иного варианта связан с конкретными историческими условиями, он определяется чисто практическими соображениями. Например, для киргизского и казахского языков параллельно существуют представления на базе арабского письма, кириллицы и латиницы, и одно ничем не хуже (и не лучше) другого. Письменность может эволюционировать вместе с развитием языка — но может и направлять это развитие. Поэтому попытки применения различных систем письма к одному и тому же языку бывают полезны и поучительны. Особенно если не ограничиваться транслитерацией.

Большинство европейцев настолько приучены к фонематической парадигме, что задача создания новой письменности для них состоит в выделении основных фонологических единиц и сопоставлению их с элементами некоторой знаковой системы. Например, есть проекты перевода русского языка на латиницу, и авторы их первым делом провозглашают "фонетический принцип": одна буква соответствует одной фонеме. В результате буквы обрастают диакритическими знаками, выражающими понимание фонологии русского языка авторами проекта; в лучшем случае соглашаются представлять фонемы сочетаниями букв... А интересно как раз поискать принципиально новые представления языковой реальности, что позволит осознать саму эту реальность как-то иначе. Возможности тут неисчерпаемы даже в рамках фонологии.

В качестве примера, допустим, что нам нужно перевести россиян на арабский алфавит.

Примитивный подход — приближенная (условная) транслитерация. Подобрать арабские соответствия для символов кириллицы — и дело сделано... Это наверняка возможно, поскольку арабская письменность дает простор для практически неограниченного расширения знаковой системы — за счет изменения количества и расположения точек. Остается определить правила употребления альтернативных написаний, диакритических знаков и лигатур, чтобы получить практически приемлемый вариант письменности.

Продвинутые почитатели фонетического принципа могут обратиться к науке и сопоставлять арабские графемы не символам кириллицы, а научно выделенным фонетическим единицам. Правда, придется определиться, какую из имеющихся теорий принять за основу: московскую школу, ленинградскую школу — или еще кого-то? В конце концов, и арабы (или персы) как-то воспринимают русскую речь — и транскрибируют на своем языке.

Но можно пойти по другому пути. Заметим, что традиционная арабская письменность не является в полной мере фонетической, написание слов не всегда отражает их звучание. Одна и та же последовательность символов может соответствовать фонетически разным словам. Например, запись ﺟﻠﺴﺖ может читаться как [джаласту], [джаласта], [джаласти], [джаласат] — я сидел, ты сидел, ты сидела, она сидела; явление в какой-то мере обратное тому, как во французском языке из шести личных форм глагола в imparfait четыре произносятся одинаково, различаясь только на письме. Для сопоставления письменного представления с произношением требуется рассматривать его в контексте фразы в целом, или даже целого текста, — при этом, конечно, нужно в какой-то мере уметь говорить по-арабски.

Различие кириллицы и арабского письма можно сравнить с разными способами кодирования изображений в компьютерах. Есть кодировки, буквально передающие картинку, точка за точкой (форматы BMP, TIFF). Но есть "сжимающие" форматы, которые допускают какую-то степень неточности при восстановлении исходного образа (JPEG). Однако, для человеческого глаза, точное и "восстановленное" изображения практически неразличимы, и лишь в каких-то специальных ситуациях сказывается эффект сжатия. Но и в арабском языке бывают случаи, когда необходимо дополнить текст огласовками, указывающими, как именно следует его читать.

Возможна ли подобная неполная запись русского текста? Безусловно! Люди часто используют разного рода сокращения; иногда эти сокращения бывают понятны только писавшему: откуда мне знать, что кого-то жена послала на рынок, и запись 3 л. ж ср на бумажке в его кармане означает "три лимона, желтых, средней величины"? В контексте некоторого набора общих деятельностей даже такие сокращения бывает можно расшифровать. Если в слове добавлена, пропущена или изменена буква, если буквы поменялись местами — мы без труда восстанавливаем правильный вид; иногда мы даже не замечаем опечатки. Наконец, есть обычные сокращения, которые понятны каждому носителю языка (напр., и т. д.) — это аналоги арабских лигатур.

Таким образом, функционально осмысленное использование арабского алфавита в русском языке предполагает некоторый стандартный способ сокращенной записи текстов. Попробуем сформулировать некоторые его принципы.

Как известно, в арабском алфавите имеются символы только трех гласных букв: (ﺍ) для звука [a], (ﻱ) для звука [i], (ﻭ) для звука [u] — причем символ (ﻭ) также служит для обозначения звука [w]. Известно также, что, в зависимости от контекста, читаются буквы по-разному: (ﺍ) может читаться открыто или закрыто, иногда как [э], (ﻱ) как [ы] или закрытое [э], (ﻭ) может звучать как закрытое [о].

В русском языке традиционно выделяют пять базовых звуков, которые могут появляться в открытом ([A], [O], [E], [U], [I]) и закрытом ([a], [o], [e], [u], [i]) вариантах. Открытые гласные передаются на письме буквами а, о, э, у, ы; закрытые возникают при чтении я, ё, е, ю, и. Ленинградская фонологическая школа не признает отождествления [I] с [i] (не считает их вариантами одной фонемы — аллофонами); об этом будет отдельный разговор — а пока мы, для определенности, все-таки отождествим. Замена одной гласной на другую в ударном слоге меняет значение слова (демо: дама дома, дума дыма). Однако в безударном слоге возможны отождествления [O] с [A], [e] с [i]. Отметим также, что русское [v] зачастую звучит как [w], а в индивидуальном произношении может даже превращаться в [u].

Таким образом, у русских гласных есть тенденция объединяться в фонетические группы (кластеры), которых ленинградская школа не признает, а московская считает особыми "суперфонемами". Для гласных получается три кластера: {A, a, O, o}, {E, e, I, i}, {U, u, w, v}. Можно положить, что для русского языка арабские буквы (ﺍ), (ﻱ), (ﻭ) указывают не на конкретный звук, а на фонологический кластер. В большинстве случаев такого указания достаточно для восстановления полной формы слова (ложа, лыжа, лужа). Разумеется, мы не сможем различить слова дама и дома в изолированном написании; однако в контексте определение правильной форма не представляет труда. В кириллице можно было бы условиться обозначать первый кластер символом (@), второй — символом (*), третий — символом (#). Так@я зам*на практ*чески не вли@ет на удобочит@емость.

Итак, первое правило для перехода от кириллицы к арабице — замена ударных гласных ссылками на соответствующий фонологический кластер. Второе правило — не требуется никак обозначать гласные в безударных слогах, их всстнвлень цлком опрдляетс кнтекстм.

Когда две гласные идут подряд, в реальном произношении это может соответствовать различным фонетическим явлениям (удлинение, дифтонги, модификация). Дифтонги с [й] (краткое [i]) в арабском языке обозначаются буквой (ﻱ) — собственно [i]. Можно сохранить это правило и для русского языка. Фактически, мы вводим согласную (й), которая обозначается так же, как гласная [i] (т. е. входит в ее кластер). Это совершенно аналогично тому, как гласная [у] и согласная [w] обозначаются одной графемой (ﻭ); точно так же, как й, буква у может выступать в роли полугласной ў и образовывать дифтонги и трифтонги с соседними гласными. Отличить, имеется в виду ударная гласная или дифтонг с предыдущей или последующей безударной гласной, помогает контекст. В русском языке, в отличие от арабского, дифтонги ай, эй, уй могут находиться образовываться с ударной (долгой) гласной. На письме это приводит к невозможным в арабском тексте последовательностям (ﺍﻱ), (ﻳﻲ), (ﻭﻱ). Чтобы обойти эту трудность, можно заметить, что в ударном дифтонге [ай] возникает легкое придыхание между [а] и [й], то есть дифтонг как бы распадается на последовательность [аи]. В арабском языке есть особый согласный звук, обозначаемый знаком (ﺡ). Можно уподобить его возникающему в русских дифтонгах придыханию. Дифтонг [ай] в ударном положении мы как бы рассматриваем как редуцированное айи; в соответствии с правилом опущения безударных гласных на письме, в нашей "модифицированной" кириллице это превращается в @~ : слч@~н~ р*~с, стр@~н~ д*вшк, см*~н~ д*л.

В последних двух примерах буква (ﺡ) использована также как разделитель рядом стоящих безударных гласных: -ная → -на~я → -н~. Тем самым вводится единое сокращение -н~  = (ﻨﺢ) для окончаний -ная, -ное, -ные, -нее, -ную и т. д.; конкретный вариант выбирается в зависимости от контекста (ср.: стр@~н* — стройный). Аналогично буква (ﺡ) вставляется между гласной и следующей за ней закрытой (йотированной) гласной в середине слова: пр@м (прём) отличается на письме от пр~@м (приём) — аналогично, в*~ть (веять) ≠ в*ть (вить, выть).

Когда сразу после гласной идет открытая гласная, характер их разделения в какой-то мере соответствует арабской хамзе, и записывать это можно по тем же правилам. В кириллице мы используем для этого знак ('): т'@тр (театр), н'@н (неон), кр'#л (караул). Особенность русского языка — стечение безударных гласных. Чтобы это отобразить на письме, обычно используется вспомогательная подставка (ﺍ), которая в данной случае обозначает любую открытую гласную или нейотированное [i]. Это соответствует записи вроде пр'@брзв@н~ (преобразование), или п,@з~ (поэзия). Нижнее положение хамзы — написание под (ﺍ) — говорит о том, что за ней следует звук [i] или [E], а не звуки [A], [O] или [U]. Так же записывается и начало слова с открытой гласной или с нейотированной [i]: '@кн@ (окно), ,@т@ж (этаж), '@гл (угол), '@*в@ (айва), ,@гл@ (игла), '@фрик (Африка). В принципе, можно также использовать начало с (ﻋ) для написания некоторых иностранных слов (например, араб → ^р@б, история → ^ст@р~).

Закрытые гласные (кроме [i]) в русском языке в начале слова употребляются лишь в форме дифтонгов ([ia], [ie], [io], [iu]). Соответственно, слова на письме будут начинаться с (ﻳ) = (*). В ударном первом слоге основная гласная обозначается, в безударном нет: *с'#л (есаул), *@кр (якорь). Чтобы избежать соединения двух (ﻱ) подряд, условимся обозначать такие дифтонги одной буквой (ﻱ): вместо **хть будем писать *хть. Русский союз и можно передать отдельно стоящей буквой (ﻱ) в изолированном начертании — или (в духе арабского языка) использовать хамзу под алифом: ,@.

Теперь займемся согласными. Традиционно считается, что в русском языке согласные имеют два основных аллофона — твердую и мягкую форму. Перед открытыми гласными согласные принимают твердую форму, перед закрытыми — мягкую. В некоторых случаях согласные смягчаются и без последующей гласной: сидеть, пальма — здесь требуется введение специального знака для обозначения мягкости. Для большинства других языков разделение фонем по этому признаку не характерно. Вариативность произношения согласных в русском допускает весь спектр мягкости практически в любой позиции, на понимании речи это обычно не отражается. Мы легко понимаем иностранцев, говорящих по-русски, даже если они произносят согласные в соответствии с нормами своего языка. Следовательно, согласные русского языка образуют кластеры подобно гласным, и достаточно одной буквы для обозначения любой фонемы из кластера. В частности, не требуется специально обозначать мягкость согласных, поскольку в контексте неоднозначность изолированного слова (пальцы и пяльцы записываются одинаково: п@лц) обычно устраняется (напр.: л@ж на см*ртнм л@ж — лёжа на смертном ложе).

В арабском языке имеются пары графем (ﺩ) — (ﺽ), (ﺯ) — (ﻅ), (ﻕ) — (ﻙ), (ﺱ) — (ﺹ), (ﺕ) — (ﻁ); в каждой такой паре второй звук можно считать более жесткой модификацией первого. В принципе, можно было бы использовать это различие для различения на письме русских фонем [дʹ] — [д], [зʹ] — [з], [кʹ] — [к], [сʹ] — [с], [тʹ] — [т]. Однако как раз для этих звуков различие по твердости—мягкости в русском языке малосущественно даже для носителя языка, и степень их мягкости сильно варьируется в реальном произношении.

Часть арабских согласных не имеет аналогов в русском языке — соответствующие буквы алфавита использоваться не будут (кроме может быть, отображения иностранных слов). Некоторые русские согласные не вписываются в классический арабский алфавит — и требуется либо его расширение (с учетом опыта других языков) либо условное отождествление с какими-то из собственно арабских букв, безотносительно к близости произношения. Например, в русском языке нет звука, обозначаемого буквой (ﺙ); однако вспомним, что похожий испанский звук часто передается в русском написании буквой (ц) — Ибица, каденция, — поэтому можно смело использовать букву (ﺙ) для обозначения русского звука [ц], который отсутствует в арабском языке. Точно так же, арабскую букву (ﺝ) можно использовать для обозначения русского [ж] — но так же обозначать и [дж], поскольку это элементы одного кластера.

Исходя из этого, набор арабских графем для записи русских согласных мог бы выглядеть следующим образом:

Заливкой отмечены буквы, не входящие в собственно арабский алфавит.

Напоследок пара штрихов. Удвоение согласных естественно обозначать арабским знаком "ташдид". Для стандартных окончаний или приставок возможно использование специальных букв и лигатур. Например, арабскую графему (ة) удобно приспособить для обозначения окончания на мягкую согласную -ь. В этом случае запись кр@ль кр@л больше напоминает исходное король карал — хотя неоднозначность полностью не устраняется, и непонятно, то ли он карал, то ли крал — а может быть, что и кирял... Но достаточно расширить контекст — и все становится на свои места: кр@ль кр@л прст#пнкв — кр@ль кр@л д*нг ,@з кзн*.

В этой заметке сокращенная запись как правило снабжалась полной "расшифровкой". Однако если система сокращений становится стандартом и входит в привычку, сокращенная версия ничуть не труднее для понимания — а в некоторых случаях даже удобнее. В развернутом контексте даже не слишком искушенный читатель все поймет правильно.

Сухой остаток: существует система записи русских текстов в арабской графике, отвечающая звуковому строю русского языка. Существует транслитерация этой записи в кириллицу, сохраняющая особенности арабской графики. Такую транслитерацию можно рассматривать как стандартную систему сокращений, отражающую иерархическую организацию русских фонем внутри непрерывного звукового поля, с образованием кластеров разного уровня. Любую систему письма можно приспособить для нужд любого языка — однако при этом следует учитывать внутреннюю логику и того, и другого.