Россказни о сталинском терроре в 1930-х и 1940-х — это, мягко выражаясь, необоснованное преувеличение. В предвоенном СССР количество заключенных не превышало обычного для остальных стран того времени уровня, а условия их существования были ничем не хуже, чем в Великобритании или США. Лишь гораздо позже, уже после смерти Сталина, пенитенциарная система СССР сильно отстала в своем развитии от передовых капиталистических стран — но связано это прежде всего с холодной войной и жестким экономическим прессингом извне, а отнюдь не с какими-то внутренними тенденциями социализма: страна просто не могла позволить себе выделять остаточно средств на улучшение условий содержания заключенных.

В среднем количество заключенных все время держалось на уровне 2-2.5 % от полной численности населения. Точно так же, как и в европейских странах и в США, большинство из них — самые обычные преступники, осужденные в соответствии с существующим законодательством. Я лично знал кое-кого из тех, кто выдавал себя за жертву сталинского террора, среди них даже несколько моих родственников. Насколько я могу судить, все они так или иначе нарушили закон и были наказаны соответственно. Одна из функций любого государства — сохранение целостности, пусть даже путем накладывания формальных ограничений на жизнедеятельность его граждан.

Очевидно, правовые нормы СССР должны были отличаться от законодательства капиталистических стран, и было бы абсурдом пересматривать каждое дело в буржуазном суде. Так, всякого рода спекуляция есть совершенно нормальное явление с точки зрения буржуа — тогда как при социализме она идет вразрез с его фундаментальными принципами и должна квалифицироваться как преступление. Но когда социалистическое государство совершенно законными средствами подавляло частное предпринимательство, буржуи всех стран хором вопили о нарушении прав человека. Грубо говоря, те, кто боролся с Советской властью, — преступники с точки зрения этой власти; но те, кому эта борьба была выгодна, разумеется, не считали их преступниками, а напротив, обвиняли в любых грехах советский строй.

Все это самоочевидно, ничего кроме простой рациональности. Однако в последние годы существования СССР общественное мнение подвергалось интенсивной обработке со стороны буржуазных пропагандистов, и многие уступали давлению, под впечатлением длинных списков якобы репрессированных и живописных картин сталинских концлагерей. Всякое сравнение с остальными частями света намеренно оставлялось в стороне, так что факты становились злейшей формой лжи, а отдельные кусочки так перемешивались, что целого за ними было уже не узнать.

Сегодня истина начинает понемногу, и очень робко, заявлять о себе на публике. В Московской правде, полуофициальном органе московского правительства, в номере от 28 июля 2001, можно найти статью Эрика Коляра, в которой количество заключенных в бывшем СССР сопоставлено с условиями новой России. Оказалось, что в буржуазной России заключенных еще больше, чем в сталинские времена, а условия их содержания значительно ухудшились после реставрации капитализма. Как пишет Котляр, уровень смертность в ГУИН (российский аналог ГУЛАГа) настолько высок, что за это начальника любой сталинской тюрьмы немедленно сняли бы при первой же проверке. А уж попасть в тюрьму ни за что теперь значительно проще, чем при Сталине.

Можно только удивляться, как советской власти удавалось сохранять масштабы ГУЛАГа столь ограниченными, а судебную систему настолько терпимой, в условиях предвоенного и послевоенного времени, несмотря на грандиознейшую подрывную деятельность ведущих капиталистических держав, крайне низкий уровень общественного сознания, всепроникающую идеологическую коррупцию. Тот факт, что Советский союз просуществовал целых 70 лет, а не несколько месяцев, и стал одной из самых сильных стран мира, можно объяснить только глубинной истинностью коммунистической идеи.

Разумеется, были и те, кто попадал в тюрьмы по ошибке, или кого просто подставили. Был и какой-то процент собственно политических заключенных. В этом отношении СССР ничем не отличался от развитых капиталистических стран. А даже одна невинная жертва — это уже трагедия. Всякая исправительная система уязвима уже в силу неизбежного отсутствия должной гибкости — чем и пользуются подлецы. Я знал людей, сосланных на Колыму ни за что, по предубеждению, из чистой перестраховки. Но они не плакались, не винили социализм; многие оставались, несмотря не все пережитое, настоящими коммунистами — и всячески старались улучшать жизнь людей, пусть даже ценой собственной жизни. Остается только сравнить с ними тех, кто кричит о терроре и репрессиях, — умудряясь при этом всегда оставаться при своем, возвращаясь к вредительской деятельности после отсидки. Такие в конце концов и разрушили СССР, и теперь строят новые капиталистические государства на костях миллионов людей, которых они лишили самого необходимого. Капиталисту и в голову не придет, что некто, умерший от голода за тысячи миль от него, — жертва капиталистической экономики. Буржуа будет протестовать, если его объявят убийцей. Как же! — он же никого не зарезал, он только душил людей экономически, всего-навсего не позволяя им жить.