Поскольку дух есть одна из сторон мира в целом, он развивается вместе с миром и по-разному предстает в разных его материализациях, каждый раз воспроизводя в своей идеальности многоуровневость мира вещей, материи. С другой стороны, понятый как всеобщая деятельность, дух повторяет в своем строении иерархичность всякой деятельности, во всех обращениях этой иерархии. Речь идет не только о всеобщем, но и о частных проявлениях, так что любая область культуры неповторимо своеобразна, и ощущается непосредственно как особый, только ей присущий дух — что и получило выражение в естественном языке. Мы говорим: "дух чего-то", "национальный дух", "чтобы духу твоего здесь не было!", "ни сном, ни духом"... Для философии, для утверждения единства мира, особенно важна универсальная идея деятельности как преобразовании объекта субъектом с целью получения определенного продукта. Дух как всеобщий субъект преобразует природу (всеобщий объект) и пересоздает мир как одухотворенную природу, культуру. Значит, и сам дух способен становится то объектом деятельности, то ее продуктом; собственно, только благодаря этим его "явлениям" мы можем о нем судить и обнаруживать его внутреннюю иерархичность.

В идеалистической и метафизической философии многоликость духа казалась непостижимой — и вместо целостной идеи принимали примат каких-то ее сторон, которые в отрыве от всего остального воспринимались как вечные абсолюты. А значит, всякое духовное развитие сводилось к развитию личности как приобщению к вечному и неизменному "абсолютному духу" (в религии именуемому "богом").

Материалистическое понимание духа признает его невозможность без (или "вне") природы — но учитывает природную иерархичность, когда различие материального и идеального становится относительным, зависит от уровня иерархии в каком-то конкретном ее обращении. Это, в частности, ведет к осознанию неизбежности практического (и в том числе духовного) освоения любых частей и сторон мира, превращения мира в целом в продукт деятельности, в культуру. Уже на уровне существования одна вещь отражает другую, и в каждой вещи так или иначе представлен весь мир. Деятельность превращает это "случайное" отражение в намеренное и необходимое. Для деятельности нет ничего недоступного — и дух как субъект деятельности полагает себя ее объектом и целенаправленно преобразует себя.

Философия объективного духа принимает вид "феноменологии": дух пытается взглянуть на себя со стороны, отстраненно, как на вещь среди вещей. Исследуя природу духа, мы ищем его корни в неживой природе и в жизни, выделяем различные уровни субъекта: индивид, коллектив, класс, общество в целом, разум в масштабах Вселенной... История духа прослеживается в контексте истории культуры. Поскольку же субъект как универсальное опосредование соединяет и прошлое с будущим, можно говорить о предыстории духа, синкретически слитого с природой, о потенциальной одухотворенности материи в целом. Неразумное разумно в той мере, в какой в нем представлены признаки разумности — и по мере участия в сознательной деятельности. Однако даже тогда, когда неживое или живое существует и живет само по себе, оно заведомо принадлежит сфере культурного освоения — ибо разум осваивает весь мир целиком и все, что в нем есть.

Объективно, субъект предстает то как индивидуальный, то как коллективный; резкой грани между уровнями иерархии не бывает — и возможны разные формы индивидуальности и коллективности. Категория "дух" выражает универсальность рефлексии, и потому всякий дух и индивидуален, и складывается из других индивидуальностей, и становится их единством — одним из уровней единства мира. В каждом конкретном случае возникает свой набор уровней коллективности: это может быть и отдельный человек (проекция духа на биологическое тело), и малая группа (например, семья или трудовой коллектив), и общественный слой (класс), и общество в целом (нация), и человечество как наднациональное единство... Но деление вовсе не обязано исходить из одних лишь количественных критериев: например, можно допустить существование качественно различных форм и качественных уровней разума; отношение части и целого здесь весьма и весьма относительно.

Одна из важнейших задач объективного подхода в философии духа — осмысление различных общественных форм, строения духовной культуры. Здесь важно показать, как развитие способа производства приводит к освобождению человека от животности, насыщению всех сторон его жизни высочайшей духовностью. На пути к этому возникают разного рода частичные воплощения идеи, которые разумны лишь на первых этапах своего становления, когда они помогают человеку бороться с собственной дикостью, — но впоследствии эти орудия подчиняют себе общественное бытие, и нужны другие орудия, чтобы освободиться от новых оков.

Разумеется, последовательная философия не удовлетворяется абстрактной объективностью: от объективного духа она переходит к духу рефлектирующему, рассматривает его внутреннее бытие, движение и развитие — его субъективность как таковую. Делается это не на пустом месте. Бессмысленно говорить о субъективном в отрыве от объекта: сначала надо задать тему — а уже потом высказывать свои соображения на этот счет. Начинаем мы всегда с каких-то сторон объективного духа, чтобы показать, как его природа влияет на способ представления мира в субъекте, и чем это отличается от природных вещей. Вопрос непростой. Многие философы, отчаявшись найти решение, отказывались обсуждать такие проблемы, либо отвергая субъективность как таковую (человек лишь отражает другие вещи точно так же, как всякая другая как вещь), либо отождествляя субъективное с объектом (достаточно нарисовать дом — и можно в нем жить). Но по жизни мы хорошо знаем, что наши мнения далеко не всегда оказываются приемлемыми для других, как бы ни нравились они нам самим. Осознать собственную субъективность мы можем только через переход к действию, только пытаясь изменить мир в соответствии с нашими представлениями и намерениями. Вульгарный материализм упускает из виду эту активность сознания — идеализм ограничивает ее, сводит практическую работу к игре воображения.

Субъективность — другая стороны объективности, и потому строение субъекта воспроизводит иерархию природы — но в особом, обращенном виде. Природные связи предстают в субъекте "с точностью до наоборот", как бы в зеркальном отражении, они как бы вывернуты наизнанку. В частности, практическая деятельность превращается во внутреннюю деятельность — работу субъекта над собой. С точки зрения культуры, это разновидность рефлексии; в этом плане синкретическая рефлексия обывателя мало отличается от самоидентификации группы, классового или национального духа. То, что на уровне общества в целом представлено обособленными культурными институтами, в личности каждого воспроизводится как ее внутренняя структура. На этом основании мы можем судить об уровнях субъективности, изучая уровни духовного производства как одной из сторон воспроизводства культуры. Поскольку же иерархия культуры предстает в различных обращениях, нельзя говорить о каком-то одном строении внутренней жизни — определенность возникает лишь в контексте, в отношении к конкретным культурным явлениям.

Например, с генетической точки зрения, учитывая, что субъект необходимо надстраивается над какими-то формами жизни, дух исходно выступает как особенность души, ее черты, связанные с общественным характером деятельности, не типичные в естественной среде. Общество заставляет биологическую систему вести себя иначе, не природным образом; это приводит к внутренней иерархизации: над синкретичной психикой животного надстраивается огромный пласт интроспекции и самоконтроля, так что психические акты и состояния превращаются в психические процессы и темперамент. У высших животных уже есть необходимая для этого внутренняя пластичность — но это богатство возможностей биологически избыточно, оно лишь отчасти работает на поддержание метаболизма или видового своеобразия. Только у человека появляется собственно психология: движения души, не связанные с отправлением естественных надобностей; форма психического явления есть в данном случае лишь видимость, тогда как на деле речь идет об индивидуальности как уровне субъективного духа. Как следствие, субъект не останавливается на уровне индивидуальности — вокруг него складывается иерархия общественных связей, представляющая его другим как личность. Это уже не только психологическое образование, и психология личности лишь отчасти характеризует ее субъективность. Однако развитие субъективного духа идет дальше, делая индивида носителем черт группового субъекта, соединяя в нем индивидуальность и общественность. Психологическая характеристика социума — лишь проекция общекультурного (или исторического) на индивидуальное и личностное: психология масс на самом деле говорит о единичной психике (человека или группы как синкретического целого) в контексте массового движения — о том, как глобальные общественные движения порождают сходные признаки темперамента или личностные черты.

Но уровни субъективного духа можно выделять и в его отношении к другим уровням духа. Так, объективный дух субъективно представлен как сознание. Субъективный дух в отношении к себе тогда естественно выглядит как самосознание. Единство сознания и самосознания — разум, субъективное выражение универсально-деятельной, творческой стороны рефлексии, составляющей суть следующего уровня иерархии духа.

Созидающий дух — это дух как продукт деятельности, природа которого опосредована субъективным намерением, а духовность стала особым объектом, существующим как общность, как единство многих частных субъектов. Как единичное, такой дух есть идея. Как особенное, он становится принципом деятельности. В качестве всеобщего — это духовная культура (как сторона культуры в целом и как культурность).

Пока речь идет о простом или расширенном воспроизводстве, мы "расщеплены" на сознание и самосознание. В творчестве их различие снимается, два уровня сливаются в одно, становятся одним. Человек может почувствовать себя чем угодно и кем угодно — он становится целым миром, а сознание мира в целом тождественно его самосознанию. Возникает своеобразное ощущение всемогущества, неудержимого полета духа — вдохновение. Но дух обязан постичь и это, и подчинить единому принципу разнообразнейшие творческие порывы. На этом уровне рефлексия синтетична: продукт духовной деятельности не противопоставлен ее в качестве особого объекта. Иначе говоря, принципы творчества представлены в субъекте не как его собственные находки, а как идеи — или, может быть, одна-единственная идея в разных проявлениях; собственно, вот эта объединяющая идея и есть дух.

Но в философии, на уровне аналитической рефлексии, мы всегда видим целое через призму категориальных схем — и оно расщепляется на отдельные категории, подобно тому, как луч света распадается на фотоны разной энергии и разных состояний поляризации. Так и принципы творчества мы сопоставляем с практикой каких-то опорных деятельностей и метафорически уподобляем единую идею разным уровням чего-то еще. Одна из традиций — сопоставление с уровнями аналитической рефлексии: искусством, наукой, философией. Так возникают категориальные схемы эстетики, логики и этики — как стороны философской проблематики, и как особые разделы философии. Мы как бы говорим: во всяком творчестве каждый в чем-то подобен художнику, в чем-то ученому, в чем-то философу; это, конечно, никоим образом не исчерпывает творчества — но позволяет осознанно к нему относиться, сознавать себя как творческую личность и — в идеале — раздвигать горизонты творчества, творить новые принципы. Философия духа дает убежденность в том, что это возможно, необходимо и правильно. Но философия также утверждает, что никто не сделает нас творческими личностями за нас — придется самому вырастить творца в себе, чтобы соответствовать высокому званию разумного существа.