У нас есть картина мира, есть миропонимание... Мы видим как, и знаем почему. Но что с этим всем делать? Зачем оно? Или, что то же самое, для чего мы в этом мире? — каков смысл нашего существования? Не все одинаково ответят на трудные вопросы. Каков бы ни был ответ, получится то, что мы называем мировоззрением — намерением устроить мир так, чтобы он не противостоял нам как нечто внешнее, и тем более враждебное, — а стал воплощением нашей разумности.

Конечно, не все так просто. Поскольку условия для действительно разумного отношения к миру еще не сложились, мировоззрение часто проявляет себя отрицательным образом — как отказ участвовать в том, что человек считает неразумным. Не обязательно в форме открытого протеста: это может быть и уход в себя, и формальное отношение к деятельности, — и даже обыкновенная лень! Это вовсе не глупость, и не биологическая предрасположенность, как представляют дело апологеты капитализма. Социальный эскапизм, уход от жизни в ее суррогаты, — показатель объективно существующих общественных противоречий, которые не преодолеть волевым усилием, одной лишь работой над собой. Менять надо экономический и общественный строй — тогда и человек будет относиться к миру иначе.

В классовом обществе мировоззрение неизбежно оказывается классовым. Не в том смысле, что каждый обязан разделять интересы своего класса, — однако речь всегда идет не о личных предпочтениях, а об одной из исторически сложившихся общественных позиций: выбирая одну, мы тем самым отрицаем другие. В этом плане всеобъемлющий нигилизм — лишь одна из предписанных возможностей, — равно как и блаженное всеприятие. Только по мере вытеснения эксплуататорских элементов из экономики люди учатся управлять собственными воззрениями, сознательно строить себя.

Тем не менее, определяющая черта мировоззрения — активность, сознательный выбор. Картина мира складывается вне человека; его миропонимание — внутренний закон. Но в конце концов приходится не только принимать мир как он есть — но и требовать от него соответствия человеческим идеям. Мы видим, что есть, знаем, как может быть, — и на этом основании приступаем к воплощению того, что должно быть.

Другая сторона того же самого: человек принадлежит своей картине мира как индивид — и вбирает в себя мир как личность. На уровне мировоззрения человек снимает различие внешнего и внутреннего, и, в частности, становится всеобщим, коллективным субъектом: это уже общественное явление, социум. Именно поэтому сложившееся мировоззрение невозможно ни задушить, ни опровергнуть, ни принудить к чему бы то ни было. Человек как социум просто не может действовать иначе — даже если бы он этого захотел; однако на самом деле, даже захотеть другого он не в состоянии: это равносильно смерти.

Капитализм использует устойчивость мировоззрения в корыстных целях: если направить воспитание людей в русло рыночной идеологии, они становятся послушными рабами рынка — точнее, тех, кто рынком заведует. Система промывания мозгов не позволяет искрам разума проникнуть в неразумные души; воспитание и образование направлены на усвоение, а не на осмысление. Океан штампов обрушивают на каждого средства якобы "информации", массовое "искусство" приучает правильно чувствовать, понимать и любить... И выбирать из того, что есть, не искать иной свободы. Вырастая в такой среде, человек может сохранить остатки человечности, лишь впитывая капельки настоящего искусства, подлинной науки и неподкупной мудрости; но главное — непосредственно участвуя в созидательном труде. Пропагандистская машина старается отвратить людей от творчества, подменяет его пошлыми суррогатами. Но если человек сделал хоть что-нибудь, от чего мир стал светлее, — хотя бы на мгновение, — у него уже есть идея разумности, он твердо убежден в возможности осмысленных перемен. Такому, исторически необходимому становлению человека разумного господствующий класс не сможет противопоставить ничего.

Любая идея вбирает в себя образы искусства, научные понятия, философские категории... Но если картина мира развертывается в иерархию "частных" картин мира, отражающих строение относительно обособленных сфер человеческой деятельности, мировоззрение всегда едино и одинаково в любых жизненных обстоятельствах. Не бывает художественного мировоззрения — и научность мировоззрения всего лишь расхожий миф, один из способов запутать массы, отвратить от самостоятельного творчества. Сначала обывателю вбивают в голову суеверное почтение к науке — потому ссылаются на этот дутый авторитет ради закрепления мысли о нерушимости "вечных" принципов классового мироустройства. Но какие могут быть авторитеты у того, кто действует как социум, от лица всех? Для него все люди — это он сам!

Точно так же, нельзя говорить об обыденном, философском или религиозном мировоззрении — смешивая в одну кучу разные уровни рефлексии. Есть реальная расстановка общественных сил — ей отвечает строение мировоззрения. Но любое мировоззрение относится сразу и к повседневной жизни, и к философии, и к чему угодно. Речь идет не о разных сторонах мировоззрения — и не о частных его вариантах, — скорее, наоборот: единое мировоззрение проявляет себя во всех сферах общественного бытия, — и тем самым связывает их воедино.

Единство мировоззрения не означает полной бесструктурности и бессистемности. Речь идет лишь о том, что каждое из возможных обращений мировоззренческой иерархии выражает, по сути, одни и те же общественные явления, показывает их с разных сторон. С точки зрения деятельности, это один мотив, который мы можем попытаться как-то назвать, придумать какие-то поверхностные мотивировки, — но ни одно имя не передаст идею целиком, в ее хорошо ощутимой полноте. Но здесь, ведь, и не нужно измысливать имена: время действовать!

Для общества — и для каждого человека поскольку он чувствует себя обществом, — мировоззрение может, например, представать предрасположенностью видеть и понимать мир определенным образом, мировоззренческой ориентацией. Понятно, что в классовом обществе приходится смотреть глазами класса и думать его коллективным умом. Мировоззренческая ориентация направляет рост убеждений, задает логику и определяет круг интересов. Кто склонен следовать веяниям времен, будет во всем искать предзнаменования и предопределенность; "бунтарские" наклонности, напротив, заставляют искать слабину в любой стене и подбирать инструменты для ее разрушения. Догматизм (в том числе религиозный) заставляет людей искать соответствия норме и оправдывать все предписаниями свыше. Напротив, вкус к творчеству — это способность усмотреть возможности для творчества в самой нетворческой среде. Все это "роли" объективно существуют в современном обществе, наряду с бесконечностью других.

Когда мировоззрение обращено к субъекту, оно оказывается выражением его общественной сути — или гражданской позиции, классовой принадлежности. Мировоззренческая позиция заставляет нас объединяться с одними — и противостоять другим. Разумеется, в обществе без классов характер единства или противоположности принципиально иной: речь идет не о борьбе, а о сотрудничестве, — возможности наметить разные пути к общей цели.

Наконец, с точки зрения контуров будущего, мировоззрение становится стремлением увидеть и понять мир по-новому — идеалом. Классовые идеалы внутренне противоречивы, они отрицают сами себя. Идеал капиталиста — капитализм без классовых врагов, когда покорные массы послушно выполняют распоряжения поставленных над ними "попечителей" и терпят любые лишения ради благоденствия власть предержащих. Но такого капитализма не бывает. Более того, сама идея "гармонизации" капитализма — указывает на его несовершенство и хотя бы принципиальную возможность замены чем-то другим. А отсюда один шаг к признанию преходящего характера классовой экономики, идеалу бесклассового общества.

Активность мировоззрения сказывается и в невозможности его скрыть, утаить от других. Дух всегда на виду, он воспринимается не только в личном общении, но и в неуловимых особенностях продуктов труда, в отдаленных следах человеческой жизни, в ее косвенных последствиях. Изначально общественная суть мировоззрения ведет к неизбежности повторения каких-то его элементов, к "наследованию" идей. Одни берут пример с других — это основа для видоизменения и развития. В зависимости от характера мировоззрения, его общественное влияние прорастает разными путями. Одно дело — тихая жизнь вдали от суеты; другое — яркий, заразительный поступок. Человек может стать символом чего-то — а может настойчиво продвигать свой идеал, всячески его пропагандировать и призывать к совместному действию, так что мировоззрение становится своего рода "мировоззванием".

Мировоззрение связано с мотивами человеческих действий — независимо от того, как сам человек их себе представляет. Глубоко верующий человек — в своих делах, вопреки себе, оказывается воинствующим безбожником; убежденный борец за уничтожение диктатуры буржуазии — фактически становится ее пособником. Субъективно, загадочную направленность жизни человек может воспринимать как призвание, гражданский долг, зов свыше... Кто не склонен к рефлексии — принимают это как внутренний порыв, любопытство, тягу к новизне, — или просто случайность: почему бы не попробовать? Для того, чтобы наши мотивы сделать явными, нужен иной уровень общественной организации, устраняющий любые намеки на классовый антагонизм. Пока общество неразумно — оно не может стать тем коллективным субъектом, которому частные проявления дают материал для построения общей идеологической основы, и кто сможет показать нам самих себя еще и с этой, общечеловеческой стороны. Заметить единство можно только там, где оно действительно имеется; когда его нет — мы можем лишь стремиться к единству, но внутренней целостности, отчетливого самосознания и гармоничной картины мира нам не достичь. Зачатки разума у человека нынешнего есть. Поэтому даже в его неразумии возможно обнаружить намеки на новые горизонты. А дальше нам решать: либо не питать надежд, либо мешать будущему, либо приветствовать его. Это тоже мировоззренческий выбор.