Синкретизм, анализ, синтез

Мир не просто есть — он еще и движется, и развивается. Все в мире исторично: с чего-то начинается, проходит положенный жизненный цикл, — и уступает дорогу новому. Как целое мир остается собой, не рождается и не исчезает. Но это целое существует только в виде переплетения разных сторон, как совокупность взаимосвязанных вещей. Каждая из них — поначалу лишь одна из возможностей, а потом — всего лишь след. Казалось бы, нет предела разнообразию. Однако за каждой единичностью — одна и та же последовательность главных этапов, всеобщий закон развития.

Если смотреть издалека — сначала вещи нет, потом она есть, и вот уже не стало... Рождение и смерть в этом масштабе мгновенны. Стоит присмотреть поближе — и само установление момента рождения или гибели оказывается под вопросом: и то, и другое — сложный материальный процесс, смена качественно разных состояний, которые тоже внутренне неоднородны, так что их различение возможно лишь в каком-то отношении, условно. Развертывать эту иерархию можно бесконечно; в пределе возникает представление о непрерывном перетекании одного в другое, без мгновенных скачков.

Какая картина верна? Верны обе — но как две стороны реальности, разные проявления одного и того же. Установить границу можно произвольно; но стоит это сделать — все вещи тут же упорядочиваются в отношении к этому выделенному моменту, вершине иерархии; любое выделение превращается во всеобщую связь. Указывая на вещь, мы тем самым говорим и том, что еще не стало этой вещью, — и что ей уже не является. Но тем самым история вещи бесконечно простирается в ее прошлое и будущее, и всякое бытие предполагает долгое становление и постепенное затухание.

Что значит — становление? Вещи, вроде бы, еще нет — но она уже где-то присутствует, уже участвует в круговороте природы и в нашей деятельности... Вспомним о единстве мира: поскольку ничего другого нет, строение мира, его движение и развитие — это всегда отражение в самом себе, рефлексия. На уровне отдельных сторон мира и единичных вещей это означает отраженность всего во всем, всеобщую связь. Если одно становится другим — до его возникновения оно содержит это другое, служит его прототипом. Что вызывает изменение — его причина, в которой вызванное ею действие представлено цепочкой переходов, этапов подготовки, в конце которой только и возможно внешнее обнаружение, явление. То есть, любая вещь задолго до своего рождения существует как внутреннее движение других вещей, прообраз. Такое существование вполне реально, и без него не может быть обособления, отделения от окружающей среды. Бытие вещей посредством других вещей в процессе становления, ее неотделимость от них, называется синкретизмом. Напротив, существование вне других вещей, как их противоположность, — это аналитический уровень. Однако в этой, отдельной вещи уже содержатся прообразы других вещей, в которые она перейдет после своего исчезновения. Поскольку же следы вещи — в других вещах, они тоже не вечны, и исчезают вместе со своими носителями — и все же сохраняются как часть их следа. Тем самым каждая вещь (или сторона действительности) оказывается иерархичной: верхние уровни аналитичны по отношению к нижним, но синкретичны по отношению к последующим. Вещь как таковая — это синтез всех ее сторон, всех способов существования, — единство синкретизма и аналитичности. Иерархическая структура может быть развернута, начиная с любого элемента, который сам по себе — всего лишь точка, синкретическое выражение целого; однако потом от этой вершины ответвляются все новые ветви, и вместо точки — упорядочение многих уровней, каждый из которых определен как мера опосредования связи с вершиной, степень удаленности от нее. Такие многоуровневые построения не случайны: все они представляют синтетическое целое, которое и называется иерархией.

Представленность иерархии разными иерархическими структурами делает относительным различие уровней синкретизма и аналитичности. Однако в каждом взаимодействии с другими вещами (и в отношении мира в целом) возникает какая-то определенная структура, и никакого произвола в порядке уровней уже нет. Разумеется, между любыми двумя уровнями есть промежуточный — и любые соседние уровни можно объединить в один; однако такие преобразования связаны лишь с выбором масштаба, со степенью детализации. Общая направленность от синкретизма к аналитичности и синтезу от этого не зависит.

Наше знакомство с кем-то или чем-то начинается с общего впечатления; потом, по мере углубления и расширения знакомства, выделяются характерные черты, и мы уже не просто представляем себе нечто, а в какой-то мере его знаем. С накоплением знания все насущнее становится необходимость приведения их к единству, обоснования частных подходов — поиск универсального метода. Только практика подсказывает пути синтеза: целостность объективна, ее нельзя выдумать или ввести как договоренность, условность, правила игры.

Человеческая деятельность — одна из сторон все того же, единого на всех мира. Поэтому освоение природы неизбежно воспроизводит движение природы как таковой, и никаких ошибки и заблуждения не заставят нас свернуть с этого пути — они могут лишь выбирать между возможными вариантами, задавать темп развития, предпочтительный масштаб.

Никакая деятельность невозможна вне общения. Пока мы творим наедине с собой — это лишь предпосылка разума, его синкретическое бытие. Только в общении каждый противопоставлен самому себе внешним образом, как собеседник, — и может посмотреть на себя со стороны. Эта аналитическая стадия приводит к синтезу, к осознанию собственной индивидуальности — самосознанию. Чем шире круг общения — тем полнее синтез, тем ближе мы к внутреннему единству.

Однако и в рамках одной, сравнительно узкой темы общение следует универсальному принципу — и возникает триада логических форм: тезис → антитезис → синтез. Сознание какой-либо из сторон природы или культуры предъявляет ее каждому синкретично, как внутреннюю убежденность в правильности выбора. Эта первичная идея, тезис, сама по себе ничего не дает — она слишком неопределенна. Только намеренное столкновение с другими идеями позволяет понять, что, собственно, мы понимаем; доведенное до противоположности, это различие подчеркивает суть тезиса, его реальное (практическое) содержание. Все в природе и в нас аналитически определено через что-то другое — и чем резче контраст, тем глубже понимание.

Не следует думать, что столкновение противоположностей всегда оказывается борьбой, полемикой. Общение превращается в конфликт только в условиях классовой экономики, рыночной конкуренции. Тезис и антитезис — вполне могут сосуществовать внутри личности, и только ограничение экономической свободы разрушает внутреннее единство, и всякое противоречие становится болезненным. Свободный человек радуется многообразию мира — для него это стимул саморазвития. Экономически и духовно порабощенный — во власти страха: для него отрицание, потеря равновесия, равнозначны разрушению, смерти.

В идеале, тезис и антитезис — не оппоненты (и тем более не враги), а благожелательные партнеры, которые вместе делают общее дело, принимая во внимание все его существенные черты. Не разделение, а объединение: вовсе не обязательно придерживается одной точки зрения и отстаивать ее перед другими — нет, все возможные точки зрения принадлежат коллективному субъекту в целом, а значит, в равной мере каждому из членов коллектива. На определенном уровне развития самосознания человек умеет представлять себе своих партнеров — искать решение задачи не в одиночку, а вместе с подразумеваемыми партнерами. Внешне это может выглядеть как противоречие самому себе, сомнение, колебания, — однако такая противоречивость лишь отражает уровень сложности проблем и не мешает, а помогает находить общественно приемлемое решение.

Разумеется, в условиях классового общества идеал недостижим — но это лишь указывает на объективную необходимость преодоления аналитичности цивилизации и перехода к единству на всех уровнях материального и духовного воспроизводства.

Всякая деятельность снова и снова воспроизводит движение от синкретизма к аналитичности и синтезу. Она распадается на отдельные действия — но их смысл в принадлежности процессу воспроизводства в целом. В свою очередь, действия развертываются в последовательности операций, каждая из которых синкретична по отношению к действию в целом. Таким образом триада синкретизм → анализ → синтез отвечает не только этапам развития, но и внутреннему строению деятельности в каждый момент. Это относится и к единичным деятельностям, и к строению культуры в целом или организации ее относительно самостоятельных областей. Например, духовное воспроизводство, рефлексия, включает уровень бытовой, синкретической рефлексии, на котором движения духа не отделены от практических вопросов; на этом фундаменте вырастает здание аналитической рефлексии, где человек сознательно отделяет восприятие способа деятельности от самой этой деятельности — и воплощает его в особых формах, непосредственно с этой деятельностью не связанных. Однако внутри аналитического уровня — своя иерархия, подчиненная все тому же общему принципу развертывания и объединения: так, например, в искусстве общие идеи воплощаются непосредственно в процессе придания любому материалу особой, не имеющей прямого практического значения формы; в этом смысле искусство представляет собой синкретический уровень внутри аналитической рефлексии. Напротив, наука отделяет представление идей от их содержания — и синкретические образы искусства уступают место разветвленным системам понятий. Философия в этом аспекте становится синтезом искусства и науки: ее категории достаточно абстрактны, чтобы строить формальные схемы, — но при этом образны, и допускают непосредственное приложение к частным предметам.

На уровне синтетической рефлексии различие искусства, науки и философии снимается в особых способах существования образов, понятий и категорий — собственно идеях, направлениях практической работы. Внешнее сопоставление разных уровней при этом становится различием аспектов, разными сторонами целого, обращениями иерархии. По отношению к практике одна и та же идея может выступать как ее эстетика, логика или этика; это творческая основа деятельности, ее разумное начало. В эстетическом плане, синкретичность материала соединяется с аналитичностью формы — и синтез этих уровней придает продукту содержательность. Такая внутренняя иерархичность внешне выглядит как особое качество вещи, превращающее ее как бы в произведение искусства. В логике мы обнаруживаем уже знакомую триаду тезис → антитезис → синтез; в практическом плане это означает, что первичная (интуитивная) постановка задачи уточняется путем определения (создания) необходимых предварительных условий, выбора промежуточных целей и методов, приводящих в конечном итоге к требуемому результату. В этике мы задаемся вопросом что делать, как делать, и зачем.

Таким образом, одна и та же категориальная схема способна принимать самые разные обличия, в зависимости от мотивов текущей деятельности, ее общей направленности. Не бывает, скажем, только эстетических, логических или этических категорий — все это разные стороны одного и того же, и противопоставлять одно другому людей заставляет недостаточно разумное общественное устройство, экономика всеобщего разделения труда.

Все категории философии универсальны — и в любой из них представлены все остальные. Однако развертывать эту иерархию можно по-разному, руководствуясь теми или иными общими принципами или практическими соображениями. Тем не менее, сама возможность развертывания категории или схемы уже представляет ее синкретизм, неразличимость будущих аналитических построений и возможность выбирать разные пути. Поскольку же категории выражают всеобщее содержание человеческой деятельности — речь также идет о переносе общих схем из одной деятельности в другую, о превращении их в принципы организации всякой деятельности вообще.

Однако человеческая деятельность — как и все в мире — соединяет много разных черт, оттенков и уровней; она бесконечно разнообразна. Для одних сторон деятельности какие-то категории подходят лучше; другие стороны требуют иного подхода. В каждом из этих обращений иерархии воспроизводится универсальное движение от синкретизма, через аналитичность, к синтезу. В разных отношениях — своя последовательность этапов, и временные масштабы изменений могут не совпадать. Одна и та же вещь (или деятельность) может быть сразу и синкретичной, и аналитичной, и синтез в каждом из таких направлений происходит относительно независимо от других. Разумеется, какие-то переплетения разных линий развития всегда будут — и есть особая иерархическая структура, упорядочивающая стадии развития по степени их взаимосвязи. Но важно, что все эти направления представлены в деятельности не по очереди, а в каждом из ее элементов (в действиях, операциях, мотивах и установках и т. д.). Такое соединение многих линий развития характерно и для коллективного субъекта, вплоть до истории культуры в целом. Изучение истории поэтому не сводится к единой для вех культур хронологии: важно понять внутреннюю организацию каждой из исторических линий, выявить ее собственную шкалу времени.

Точно так же, любое природное явление многообразно и допускает много "параллельных" описаний — каждое их которых одинаково верно и одинаково неполно. История любой вещи может быть прослежена в каком-то выделенном отношении — и это даст одну их возможных линий, с ее характерными временами. Иногда взаимно дополнительные линии развития относительно независимы — подобны измерениям некоторого пространства. При сравнимых масштабах изменений такое "классическое" описание уже не соответствует природе вещи, и требуется учет интерференции многих виртуальных процессов; наблюдаемая картина при этом будет разной — в зависимости от уровня рассмотрения, от степени детализации; конечно, выбор масштаба не произволен, а связан с характером той деятельности, в которую мы собираемся включить интересующую нас вещь.

Мир в целом также развивается из неразличимости отдельных сторон к совокупности единичных миров (вещей), взаимодействие которых обеспечивает единство мира. И точно так же, здесь нет последовательного развертывания то одной структуры, то другой: все они представлены вместе, взаимно дополнительны и взаимозависимы. Поскольку мы существуем как одна из "ветвей" этого развития, одно из его направлений, — первоначальный синкретизм представляется нам своего рода "большим взрывом", рождением Вселенной. Материальное единство мира означает в этом плане возможность обнаружить влияние других ветвей, уйти от антропоцентрического описания природы и тем самым участвовать во всеобщем синтезе, предполагающем объединение всех исторических линий. Так в единстве мира утверждает себя и единство разума.