Люди всегда что-нибудь создают. Даже когда уже есть — хочется сделать чуточку иначе, подогнать по размеру, чтобы ухватиться удобнее. Не факт, что получится проще или изящнее — зато по-нашему; а там, глядишь, попадется кому на глаза — и сгодится в качестве материала для собственных поделок. Другими словами, не просто так мы затеваем наши дела — а предполагая на выходе полезный продукт. Если речь о вещах — проект можно разработать во всех деталях; смотреть на себя со стороны люди пока не очень умеют — и поэтому производство идей не столь конструктивно: о предполагаемом продукте у нас поначалу лишь смутное представление, а то и просто интуитивное чувство, что пора начинать, по ходу разбираясь с деталями. В остальном все очень похоже. Вещи мы строим из вещей — идеи требуют идейного материала. И в том, и в другом случае нужны специальные инструменты для переработки сырья и притирки частей целого друг к другу. В сфере материального производства наш инструментарий в основной массе складывается из трех (внутренне разнообразных) групп орудий: средства наблюдения, средства воздействия и средства контроля. Точно так же, для духовного производства есть основные инструментальные категории: эстетика, логика, этика. Понятно, что одно с другим тесно связано, и внутренне строение каждого из уровней в каком-то виде воспроизводит внешнее подразделение. Заметки на полях

Однако наши инструменты не даны раз и навсегда, они развиваются вместе с нами — поначалу как одна из сторон всякой деятельности, а потом и как самостоятельное производство, изготовление орудий труда. Под каждую работу — свой набор. За тысячи лет много накопилось техники — но когда требуется изготовить не что-то вообще, а нечто конкретное, из этого богатства приходится выбирать, в соответствии с характером задачи и качеством исходников. Даже учитывая привычки, вкусы и субъективные предпочтения — простор для творчества.

Допустим, взялись мы написать философский трактат. Какие-то навыки у нас есть — хотя бы на уровне кандидатского минимума. Пара-тройка идей в загашнике тоже имеется. Но стоит подступиться к тексту напрямую — не клеится, хоть умри! Почему? Да потому что человек ничего не сделает сам по себе — всякое производство, поскольку оно направлено на создание сколько-нибудь общественного продукта, неизбежно будет носит общественный характер — и влияют на это производство не только те, с кем приходится общаться непосредственно, но и все, чьим трудом создаются его предпосылки — то есть, по сути, все культурное человечество. Духовное производство, конечно же, не исключение — и даже наоборот: поскольку его продукт должен быть универсальным, равно доступным всякому разумному существу, — первым условием становится широкая эрудиция, знакомство с опытом современников и наследием прошлых эпох. Чем больше соавторов, тем лучше. Понятно, что со всеми не познакомишься; да и знакомых вместе собрать затруднительно: кто где, кто когда... Виртуальный трудовой коллектив придется сколачивать как-то иначе. А возможно это потому, что для других человек представлен вовсе не какими-то телесами и биографическими подробностями, а продуктами своего труда — участия в общественном труде. Творческая индивидуальность — иерархически упорядоченный (по "степени участия", уровням опосредования) набор таких продуктов. И если нам довелось (очно или заочно) с кем-то пообщаться, мы можем легко усмотреть его (прямое или косвенное) влияние на труд других людей. Поэтому и те, с кем общаться пока не пришлось, никак не исключены из круга участников — просто мы не всегда осознаем их присутствие, не умеем обозначить их дух вещными знаками.

А знаки бывают разные. Прежде всего — сама организация быта, способ общественного бытия. За каждой вещью, за каждым шагом, — чьи-то имена. Присматриваемся, берем на заметку. Делаем выводы, превращаем в эстетические, логические и этические принципы. Есть и плоды рефлексии: искусство, наука, философия. Что в чем выражается, так сразу не поймешь; но некоторые произведения искусства, научные открытия и философские течения традиция связывает с историческими персонажами — и нам, по большому счету, без разницы, насколько официальная биография отличается от популярного мифа. Даже если когда-то жили люди с именами Гомер, Панини, или Лао Цзы, — они все равно делали вовсе не то, что мы склонны им сегодня приписывать (хотя, вероятно, не менее полезное и значительное). С некоторых пор (в разных странах по-разному) принято ко всему приделывать один или несколько ярлыков — это называется "авторством". С тем же успехом можно было бы считать авторами растворимого кофе обладателей торговой марки Nestlé — хотя они палец о палец не ударили ради появления на столе вот этой конкретной чашечки. Несколько акционеров какого-нибудь завода считают всю продукцию своей — но их имена ничего не стоят по сравнению с теми, кто реально трудится руками и головой, и чья жалкая зарплата и близко не стояла с размерами бенефициарских дивидендов. Крупные предприятия выходят на биржу — и миллионы абстрактных вкладчиков (умеющих только спекулировать на курсовых разницах) по правилам рынка претендуют на свою долю собственности (авторство). Это не наш путь — это против разума. Но есть культурные реалии — приходится использовать "общепринятые" обозначения.

Здесь собраны заметки по ходу чтения вполне конкретных текстов, и почти все — официально авторские. Но мы отдаем себе отчет, что используемые для ссылок имена — лишь условность, дань традиции или моде. Для нас Козьма Прутков и Бурбаки ничем не отличаются от мастерской Дюма-отца, студии Рембрандта, клонов группы Мираж, кабаре Crazy Horse или Cirque du soleil. Поэтому любые обсуждения и замечания возможны лишь в отношении таких, абстрактных авторов — которые для нас раскрываются с какой-то особенной стороны, по мере личного знакомства, и это частное видение не обязано сколько-нибудь соответствовать академическим трудам, энциклопедиям и словарям. Вслед избитой хохме, можно сказать, что во всяком собрании сочинений есть доля собрания — и доля сочинения. Соответственно, и читать мы вправе с фантазией, переписывая историю под себя.

Основная цель этой предварительной работы — накопить запас формулировок, на основе которых можно строить свои. Идеи не умеют выражаться сами — их надо выражать. И тем самым приводить мир в какой-то порядок, который (а отнюдь не слова) и есть, собственно, воплощение, знак идеи. С другой стороны, идеи тоже не ледяная глыба: им свойственно развиваться, расти, становиться универсальнее. Для этого существует проверенный метод: сталкиваем нашу идею с чьей-то еще — и смотрим, что к нам прилипнет со стороны, а что, возможно, и отколется, уйдет в шлак. Если не очень нежничать со своими находками, они закалятся, превратятся в убеждения крепче любого булата. Поэтому испытывать судьбу лучше на признанных тяжеловесах, с которыми у человечества связаны величайшие открытия, вершины духовности. Для нас это прежде всего Маркс, Гегель, Аристотель, Ленин... Богов для нас нет, поповские сказки — из области фольклора; но и в сказках своя польза: они тоже поставляют формы выражения идей — как умеют, — но нам и это сгодится, за неимением лучшего.

Было бы глупо ограничиваться штудированием классиков. Потому что тогда и не поймешь, что в них интересного. Надо больше общаться с обычными (не особо гениальными) людьми, за которыми, быть может, не числится официальных заслуг — но они (как и мы) неравнодушны к несовершенствам мира и по-своему прикидывают, как бы природные уродства преодолеть. Через то и мы наберемся разума — и поймем, наконец, чего нам по жизни не хватает. Иногда и готовые продукты просятся в строку — так что стесняться? Все мы черпаем из одного источника, и располагаем только тем, чем одарили друг друга. Нет ничего что не было бы кем-то сказано — а хорошее не грех и повторить. Тем более, что даже буквальная копия в нашем контексте приобретет другой смысл — а бессмысленные тексты никому не ко двору. Потому что контекст рождается исторически, в движении культуры, — так что занимаемся мы своими делами не только по душевной склонности и в порядке развлечения, но и как представители всего, что нас на эти забавы подвигло, — то есть, по сути, человечества в целом, а то и больше.

Впрочем, это все потом, когда дойдет до самим смастерить. А пока, по ходу знакомства, возникают лишь вопросительные знаки, догадки, смутные сомнения или бурный протест. Со стороны может показаться, что наши заметки на полях — сплошное критиканство: мы решительно ни с кем не согласны, ругаемся направо и налево, перевираем чужие сентенции, выставляя авторов в самом невыгодном свете — так что они под этим соусом сами бы не узнали себя. Ну и ладно. Главное — как мы их узнаем. Здесь все та же разумная забота: не просто подгребать под себя что есть хорошего — но обращать внимание на все, что плохо сидит, и стало быть, нуждается в творческом вмешательстве. Только таким способом мы можем осознать перспективы развития, выделить свой фронт работ и наметить направления реализации оформившихся в практическую задачу идей. Вот тогда — можно пускать в дело массу усмотренной в других положительности, становиться их продолжением в новых исторических условиях и (при хорошем раскладе) удобрить собой почву для произрастания будущей, разумной культуры.